Укрытая сосновым лесом, она и сегодня прелестна в летнюю пору.
На отдалении даже старые бревенчатые здания, одно из которых
украшено остатками каменных колонн «под античность», кажутся
очаровательным уголком какой-то забытой страны.
Немцы были в шоке.
Но мало кто рискует переступить порог учреждения, которое
именуется Брянской областной больницей N 5. Уже несколько лет
сюда не соглашается приехать на службу ни один врач. Уже давно
занята последняя койка. И уже пришла настоящая беда, которую не
желают замечать ни санитарные службы, ни областные власти. За
прошлый год шесть работниц больницы заболели туберкулезом. Ничего
подобного прежде не случалось.
Один областной начальник, посетив как-то противотуберкулезную
больницу в этом поселке, на прощание подошел к главному врачу
Николаю Бурому:
— У меня только один вопрос: почему ты отсюда не уехал? До
того, как увидел тебя, думал, что ты сумасшедший.
Действительно, все проворное чиновничество коммунистических
времен быстренько перебралось из чернобыльских районов в Брянск
или даже Москву, оставив «сумасшедших» на произвол радиации.
Заняв новые должности, боссы тотчас забыли о пораженных земляках,
о том, что ремонт кровли в Брянске не такой уж и дорогой. Радиационный
фон в поселке достигает 400 микрорентген. Долго не могли понять,
почему вторые этажи всех больничных зданий «светятся» сильнее,
чем первые. Потом догадались: это «радиационные иголки» сосен
ссыпаются на кровлю.
Снег умеряет фон на треть, но больные ждут с тоской лета,
когда выбираются на свой «выпас»: истощавшие, бледные, они
ползают по лесу, отыскивая в траве красные ягодки. Им
бессмысленно говорить, что цезия в лесных дарах столько же,
сколько было и после чернобыльских дождей. Есть они хотят, жизни
хотят. Лишь прошлый год был для чахоточных сносным, а до той поры
— хоть вой. И Бурый выл вместе с ними, потому что, говорит, даже
банки краски на ремонт за десять лет не выписали. Николай
Андреевич знает, что его слова властям не понравятся, но знает и
другое:
— Дальше Вышкова не сошлют.
И впрямь, в пяти километрах — белорусская граница, а до
Брянска все 250 верст. Когда-то вместо больницы в поселке был
вполне пристойный санаторий, но в последние годы повелось ссылать
сюда всех бомжей и бывших заключенных, которые подхватили
чахотку. Получился этакий туберкулезный приют, куда страшновато и
заходить. Немцы, утолявшие здесь свою исследовательскую жажду,
заглянув в палаты, выскакивали оттуда ошарашенными. Концлагерного
вида больные, побуревшие одеяла, насыщенный бациллами и смрадом
воздух.
Но самое тягостное впечатление оставляют умалишенные, болеющие
одновременно туберкулезом. В Вышкове их полторы сотни. Они
заперты в отдельный корпус — с теми самыми античными колоннами.
Этих людей одели лишь недавно, а до того они бродили по зданию
полуголыми. Нынче, видя прохожего, психтуббольные прилипают к
стеклу дверей и жадно смотрят на вас в упор. Многие ли из них
догадываются, что проведут в вышковском лесу остаток жизни? Чего
всегда хватало для них, так это препаратов, которые смиряют даже
самых буйных.
Иначе не справиться, иначе вышибут окна и рассеются по
поселку. Даже милиция порой не знает, как утихомирить таких
больных.
Но не безумие ли — лечить чахоточных в зоне чернобыльского
пепла? 40 человек за минувший год ушли прямо из больницы в мир
иной. И ведь лечили их. Иных, правда, привозили уже совсем
безнадежными, но ведь не всех. Что же происходит? Как повлияла
радиация на туберкулез? Новозыбковские медики в некоторой
растерянности. Никто из светил не желает проводить исследования,
молчит НИИ туберкулеза, ученые которого не раз приезжали, пытаясь
установить воздействие радиации на болезнь.
Здесь работают только «сумасшедшие».
Николай Бурый, уже четверть века возглавляющий больницу, даже
на собственном здоровье убедился, что радиация коварнее, чем он
предполагал:
— Никто из моих предков не страдал от сахарного диабета, а у
меня в крови теперь столько сахара… Представьте, у каждого
второго поражена щитовидка. И с туберкулезом беда. Больше десяти
лет в чернобыльской зоне не проводили флюорографию. Зачем,
дескать, дополнительно облучать людей? Пока мы делали вид, что
лечим — лекарств же не было, — палочки очень хорошо
приспособились к препаратам. Я уж не знаю, что происходит: раньше
туберкулез вылечивали тремя препаратами, а теперь и пять не
помогают. За 25 лет одна или две санитарки заболели, а тут шесть
только за год. Палочка изменилась — вот что страшно. А под
воздействием радиации или по другой причине — никто не ведает.
Я-то не сомневаюсь, что Чернобыль «помогает», хотя, говорят, и в
других местах не лучше.
Но в зоне действительно необъяснимые перемены. Разглядывают
медики в микроскоп высев и поражаются: даже сильные препараты не
могут погубить злополучную палочку. Она ведь и до того коварной
была, по 22 года в почве могла жить, а тут еще на чернобыльский
«допинг» подсела и развилась в ослабленных телах. В том, что
сказался пониженный Чернобылем иммунитет, врачи не сомневаются.
Ведь сотрудники пятой больницы, заболевшие
«лекарственноустойчивыми» формами чахотки, вовсе не похожи на
истощенных бомжей, к которым липнет вся зараза. Это молодые
женщины, которые еще год назад выглядели цветущими. Их несчастье
должно подстегнуть наших законодателей: здоровье работников
подобных больниц должно быть застраховано.
Николай Андреевич, чувствующий себя и своих подчиненных
заложниками, знает, что его больницу никуда не переведут. Она
будет пополняться новыми изможденными странниками, которые не
нужны большим городам и велеречивым политикам, а через пять или
десять лет, когда уйдут на пенсию последние врачи, в том числе и
сам Бурый, больница, наверное, погибнет сама собой.
Последнее докторское пополнение — пропойца, которого пришлось
взять на службу, потому что хоть кричи на всю округу — никого не
дозовешься…
Все на борьбу с чахоткой!
Начальник медчасти областного тубдиспансера Елена Ерохова
говорит, что после чернобыльской катастрофы коллегам из
радиационных юго-западных районов Брянской области предоставили
своего рода «чахоточную самостоятельность»: вам виднее, кого
обследовать и кого облучать. Облучали, действительно, мало, лишь
недавно появился малодозный аппарат. Даже в Брянске фтизиатры
бедствовали, глубинке же доставались и вовсе крохи.
Кому-то не позволяли вырваться из зоны семейные
обстоятельства, кто-то помнил о врачебном долге, но медицина
чернобыльских районов пока жива за счет таких людей, как Николай
Бурый или главный врач Новозыбковского межрайонного тубдиспансера
Тамара Белугина.
Удивительно, но уроженка Поволжья не только не пала духом, но
смогла найти способы изыскания средств на обследование жителей
Новозыбковского и Злынковского районов.
— Я считала своей задачей выявление заболевших туберкулезом.
Но как, если министерство запретило флюорографию? И мы стали
проводить бактериологические обследования. Да, теряем время,
нужно два месяца, чтобы получить окончательно заключение, но все
же этот метод нам здорово помог.
За прошлый год выявили 39 больных. Причем более половины — при
профосмотрах.
Местные власти поддержали своим постановлением идею Тамары
Павловны о проведении поголовных профосмотров. Предприятия платят
диспансеру по 28 рублей за обследование каждого работника,
частные предприниматели тоже добровольно-принудительно идут к
медикам и пополняют их кассу. Чуть более 90 тысяч удалось
заработать в прошлом году диспансеру, но их хватило на ремонт и
другие нужды. А главное, Белугина убедила многих, и прежде всего
власти, что бороться с чахоткой нужно вместе.
Для чернобыльских районов характерна высокая смертность от
туберкулеза: погибает 25 человек из ста тысяч, тогда как
среднеобластная цифра — 20. Тамара Павловна полагает, что причина
не только в радиации:
— Многих больных не можем своевременно выявить. Попробуйте
какую-нибудь деревенскую бабушку доставить в город на
обследование… Поэтому мы так ухватились за бактериологический
метод. Ездим по всему району с пробирками, собираем анализы. Я
убеждена, что при нашей бедности этот метод сейчас надо взять на
вооружение всем диспансерам страны. Мы, например, смогли за
прошлый год обследовать две трети населения наших районов и будем
продолжать наступать на туберкулез…
По мнению Белугиной, если не хватает больниц, нужно срочно
создавать хотя бы дневные стационары для чахоточных. Власти
Новозыбкова передали диспансеру для этой цели двухэтажное здание.
Правда, тут же из администрации ушло и письмо министру
здравоохранения: пособите, господин Шевченко, чернобыльцам,
подбросьте денег на ремонт строения. Дождутся ли? С годами зона
отодвинулась от столицы. А ведь может приблизиться к ней
вплотную. Заместитель главного санитарного врача Центра
Новозыбковского санэпиднадзора Николай Золотухо обеспокоен: «Все
больше больных погибают на первом году выявления у них
туберкулеза, хотя раньше такой человек мог жить долго». Череда
неясностей множится, а чернобыльская бацилла между тем
беспрепятственно мутирует. Не исключено, завтра одним непобедимым
вирусом станет больше?
От редакции. На днях министр здравоохранения Юрий Шевченко
доложил президенту России об успехах в борьбе с туберкулезом. По
данным министра, рост заболеваний туберкулезом в минувшем году
остановлен.