Шитая бисером сумочка, колье из ракушек и бирюзы, гранатовый
браслет, дамский кошелечек, украшенный перламутром, мамонтовой
костью и черепашьим панцирем, брошь с кварцем-волосатиком,
гравированная пряжка… Что это? «Искусство или ремесло?» — так
вопросительно названа выставка ювелирных изделий, открывшаяся
недавно в музее изобразительных искусств.
Загадку эту каждый посетитель выставки разрешит по своему
усмотрению. А пока ее автор искусствовед Оксана Огородникова дает
подсказку: «Эти вещи делаются прежде всего для людей. Они не
предназначены для того, чтобы лежать в музейных витринах, они
должны жить с человеком. Хотя в наше время появилась новая
тенденция: некоторые художники создают свои произведения как
заведомо выставочные образцы, не приспосабливая их к человеку». И
это подсказка? Все-таки — да. Хотя ответ заключен в уже самом
вопросе…
Рядом — кокошник XIX века. И опять иконы. На этот раз как
образцы золотного шитья. «Золото — металл мягкий, податливый и
для ювелиров благодатный, послушный любому капризу мастера. Из
одного грамма золота можно вытянуть тонкую нить длиною до двух с
половиной километров…» Драгоценную ниточку берегли и не
прошивали ею ткань, как обычной нитью, насквозь, ее всю пускали
поверху, прикрепляли к основе шелком — техника эта так и
называлась «вприкреп». А под золотое шитье «помещали специальные
подложки, чтобы оно выглядело объемно». Получалось не хуже
заморской парчи. «И вышивальщица была сравни ювелиру, который
выполнял сложные узоры скани».
К шитому золотом кокошнику — пара височных подвесок-колец,
сделанных веком раньше и украшенных бусинами-калачами (тоже
солнечные знаки). Эти металлические бусины (подробнее на https://rutipo.com.ua/catalog/koshachij-glaz ), оказывается, не
оставались полыми — в них помещали тряпочки, пропитанные
благовониями, дабы вокруг столь весомо украшенной дамы витали
божественные ароматы…
Это одна из тех выставок, которые дают возможность вещам, на
долгие годы запертым в музейных хранилищах, увидеться со зрителем
и рассказать ему свои необыкновенные истории. Вещи способны
надолго пережить людей, они помнят тепло множества прикосновений,
помнят свое особенное место в мимолетной картине мира,
сложившейся и распавшейся столетия назад… Но язык цвета, формы
и объема, на котором они говорят с нами, прост лишь на первый
взгляд, «слова» этого языка так многозначны и содержательны, что
для объяснения их пишутся целые трактаты.
Но не станешь же укладывать рядом с каждой музейной витриной
по сборнику научных трудов, а посетителя не запрешь с ними на
неделю, чтобы не выходил, покуда все не перечтет… Лучше и
хитрее будет устроить вещи рядышком так, чтобы они, болтая друг с
дружкой, сами открыли внимательному, хотя и не очень
подготовленному наблюдателю свои секреты. И в компанию к
собственным экспонатам сотрудники музея изобразительных искусств
пригласили родственные предметы из фондов областного
краеведческого музея. Те пришли… Их не стали размещать
хронологически — это «было бы просто-напросто скучно», а
рассадили по интересам — «ассоциативно».
В первой витрине изящно, как сытые кошечки, расположились
дамские безделушки эпохи модерн. Хотя такие ли уж безделушки?
Разве не самая нужная на свете вещь эта лаковая шкатулка для
перчаток? Или маленькое серебряное портмоне с рубиновой
кнопочкой? А вот «шкатулка для элитных драгоценностей»… Все это
«прикладные вещи, но одновременно их можно рассматривать как
образцы ювелирного искусства». Как эту эмалевую брошь. Эти
симпатичные пряжки в виде змеек… «Сама природная аморфность
змеиных тел очень хорошо сочетается с линией модерна». А
свойственное ему «увлечение восточной мифологией» придает змеиным
образам загадочность и экзотичность, которые так к лицу
изысканной и роковой красавице, рожденной разбивать сердца…
Пряжки, застежки, веера, шляпные булавки, шкатулки и
шкатулочки — немыслимое количество виртуозно исполненных мелочей,
способных превратить повседневность в своеобразное живое,
подвижное произведение искусства, которое нам, нынешним, и
вообразить-то не хватит изобретательности. Все равно что по
обломкам, выброшенным на берег после кораблекрушения, пытаться
воссоздать облик и жизнь тех, кто когда-то пустился в плаванье по
коварным водам — невесть когда, невесть откуда и зачем…
А по соседству с этим случайным собранием уцелевших пассажиров
затонувшего корабля всех земных радостей оказались православные
иконы — окошечки в страну совсем иную… Но что знает о мире
горнем смертный художник, с чего рисует он небесные картины? — С
того прекрасного и величавого, что видит в мире дольнем.
«На иконах заботливо воспроизводились элементы великокняжеских
облачений, которые были очень богато инкрустированы драгоценными
камнями, расшиты жемчугом… А это икона, изображающая Николая
Чудотворца. Здесь он в тройном киоте — как особо почитаемый
святой. И последний киот имитирует очень древнюю ювелирную
технику зерни, отчего кажется, что Никола облачен в кольчугу».
Тут и сама кольчуга. Тоже ювелирное изделие? Ну, если
представить, какое мастерство требуется, чтобы выковать и
соединить вместе всю эту уймищу колечек, соорудив стальную
рубаху, в которой «было удобно сражаться с быстрыми, шустрыми,
мобильными азиатскими войсками» и которая «по своей прочности
могла конкурировать с латами европейских рыцарей»… Но
подождите.
Рядом, для наглядности, положены цепи кольчужного плетения —
«довольно монотонного, но очень крепкого и гибкого». Посмотрите,
как сцеплены кольца… «Представьте себе пять олимпийских колец,
только схваченных еще поперечным кольцом. При таком плетении
образуются жесткие торчащие ребра, создающие очень интересный
узор, который активно использовался при изготовлении, например,
серебряных сумочек, которые дополняли костюм красавицы конца XIX
— начала XX века».
Такой вот поворот. Богатырская кольчуга превратилась в
изысканный дамский аксессуар. А вам казалось, что только в наши
дни модельеры додумались обрядить тоненьких, прозрачных
манекенщиц в бренчащие железки?
Но те сумочки хороши. Одна стянута, как мешочек, другая
застегнута, как кошелек. Колечки поблескивают, узенькие,
аккуратные. Удар меча, может, и не выдержат, а вот любопытные
взгляды, ищущие пути в мерцающее нутро, отбивают безупречно.
Уходи, чужой, прочь от дамских секретов!
Обидно… Все однажды уже было, ничего нового не открыть, не
придумать, и как ни старайся, получится повторение того, что
создано когда-то где-то кем-то другим, и нашему современнику,
смирившись, остается только играть приемами и мотивами, играть до
тех пор, пока в круговерти знакомых черт вдруг не высветится иное
лицо, несущее в себе сходство со всеми, кто был прежде, и все же
небывало свежее… И современные мастера охотно обращаются к
древней традиции, создавая собственные ювелирные творения,
которые сполна может оценить лишь тот, кто знаком с их
исторической «родословной».
Вот гарнитур «Кольчужный» Л.В.Ситниковой — название говорит
само за себя. То самое кольчужное плетение, но созданное уже не
защищать, а украшать. Или ее же «Волга» — медные волны,
всплеснувшиеся и застывшие. «Медь — ковкий металл, достаточно
суровый. И эти браслеты подобны богатырским наручам…» А
Владислав Хромцов украсил свой гарнитур «Былина» «солярным
знаком, напоминающим древнерусские бляхи-обереги, которые мы
показали на кольчуге».

С золотным шитьем соседствует бисерное, которое тоже требовало
немалого мастерства и фантастического терпения. Ведь бисеринки в
прежние времена умудрялись делать «до того тонкими и мизерными,
что страшно представить, как из таких песчинок можно собирать
узор». И правда, если не знать, что перед тобой бисер, подумаешь,
что это просто вышивка, выполненная малюсенькими стежками. И даже
как следует приглядевшись, скорее догадываешься, чем различаешь
глазами, — да, бисер…
«Изобрели бисер в Венеции — делали полые стеклянные трубочки и
горячими щипцами нарезали их на кусочки». Не толще нитяного
стежка.
Нынешний бисер не чета давнему. Он крупнее, грубее, его ни с
чем не спутаешь. И продают его обыкновенно в россыпь, чего никак
нельзя было делать со старинным бисером, мелким до неуловимости.
Его продавали уже нанизанным на нить, чтобы был виден.
А речной жемчуг, которым украшен оклад иконы «Богоматерь
Казанская», так прямо на нити и пришивался — просверленные
жемчужные зерна нанизывали на шелковую или льняную ниточку,
которую прикрепляли на белую нитяную сетку. Жемчуг этот мелкий,
чуть крупнее современного бисера — когда-то, говорят, он водился
и в наших реках.
Ну а драгоценные камни, которыми инкрустирован тот же оклад,
могли быть добыты на Урале.
Камни огранены — икона сделана в XIX веке. Вплоть же до XVIII
столетия, рассказывает Оксана Огородникова, камни на Руси не
гранились, а только шлифовались. «И употребляли их в виде гладко
шлифованных кабошонов. На Руси не ценили виртуозность гранения,
не ценили чистоту камня. И если в нем были какие-то вкрапления,
включения, это никого не пугало. Лишь бы цвет был ярким,
богатым».
Ценился перламутр. «Когда-то красивые раковины вообще
выполняли функцию денег». Вот небольшой перламутровый резной
крест. Кошелек с перламутровой инкрустацией. Перстень с черным
перламутром — из современных. Хотя 60-70-80- е годы XX века это
уже история, тоже другая эпоха…
В 1989 году музей приобрел большую коллекцию работ
екатеринбургского художника Михаила Лесика — сейчас он
возглавляет ювелирный завод.
Продолжает ли делать что-то сам? Что-то похожее на этот
гарнитур «На заре», в котором мельхиор соединил, скрепил вместе
мелкие ракушечки и бирюзу, «которая имитирует речную гальку… а
изгибы раковин — изгибы волн»… «Эта выставка лишний раз
показывает, что стоимость авторского ювелирного украшения не в
количестве карат, не в пробе золота, а прежде всего в идее, в
умении посмотреть на привычные вещи совершенно нетрадиционно.
Можно сделать роскошные украшения из самых недорогих и
незатейливых материалов».
Из того же мельхиора и лазурита Лесик создал гарнитур
«Василек» — гривна и заколка с синими цветами. «Он заявил о себе
в 70-е годы, сразу же показав, что обладает своей манерой,
собственным почерком. Он часто обращается к цветочным мотивам. И
даже получил прозвище Цветочник». А его «васильки» мало того что
выглядят нежными и изящными, они еще и закреплены на проволочках.
И если надеть эту хрупкую гривну и пройтись в ней, они
«колышутся, как живые».
Или гарнитур «Цыганочка» — мельхиор и горный хрусталь с
черными включениями. Будто кристалл изнутри сбрызнули чернилами,
и они растеклись, образовав причудливую кляксу… «О чистоте воды
тут не может быть и речи. Но Михаил Михайлович посмотрел на этот
камень: он весь такой смуглый, запачканный — ну прямо как
цыганочка. А чтобы отразить шумный характер этого народа, он
делает свою конструкцию звенящей, шуршащей, очень подвижной».
Вещицы эти пока совсем молоды. Но история украшений это еще и
история камней, для которых металл, как бы искусно он ни был
обработан, — лишь оправа, призванная подчеркнуть их природные
достоинства, зревшие в земных недрах миллионы лет.
Гарнитур «Азиатка» украшает целая россыпь цветных камней — но
первой красавицей избрана бирюза. И не напрасно. «Бирюзу очень
любят на Востоке. Считалось, что она способствует сохранению
чувств — поэтому украшения с бирюзой дарили любимым». Быть может,
потому что прелесть бирюзы недолговечна — как и любовь, как сама
жизнь… Свой красивый голубой цвет бирюза сохраняет не больше
тридцати лет, а потом зеленеет и блекнет — «заболевает». Хотя
даже такой она способна вдохновлять поэтов — и Николай Гумилев
сравнил зеленоватые глаза любимой с «персидскою больною бирюзой».
Кстати, именно в Древней Персии придумали самую романтическую
и самую печальную легенду о происхождении этого камня — будто бы
она возникает из костей людей, погибших от любви.
А вот горный хрусталь считали всего лишь как следует замерзшей
водой. В этом сходились античные философы, средневековые
книжники, американские индейцы, эскимосы, китайские и японские
мудрецы… А свое название хрусталь получил от греческого слова
«кристаллос», что означает «лед».
Аристотель писал: «Из воды рождается кристаллос, когда она
полностью утрачивает теплоту». И даже прямым лучам солнца не под
силу растопить такой лед.
На самом деле это обыкновенный кварц, хрусталем же теперь
называют его самую чистую, беспримесную разновидность. А еще
кварц бывает дымчатым, молочно-белым, бурым… Может содержать
красивые включения. Чаще всего в кварц попадают волокна рутила,
медно-красные или соломенно-золотистые.
Такие кварцы зовут рутиловыми, или попросту волосатиками, хотя
камни с этим названием могут включать и нити других минералов —
гетита, хлорита, турмалина, асбеста… Но В.У.Комаров, чтобы
сделать свою брошку, взял, скорее всего, именно рутиловый кварц —
волоски в нем ровные, мерцающие. «Он считался камнем материнства,
его надо дарить женщинам, мечтающим о плодородии. И египетские
фараоны очень любили этот камень».
Правда, со временем стеклу научились придавать прозрачность
природного хрусталя. Научились изготовлять особое стекло, которое
мы и зовем теперь хрусталем… А обычное стекло и вовсе не ценим.
Хотя оно прекрасно смотрится в украшениях, соперничая блеском и
чистотой с дорогостоящими драгоценными камнями. И порой так
успешно, что только опытный эксперт сможет отличить одно от
другого. Стеклом заменяют даже бриллианты, и бесценная фамильная
реликвия какого-нибудь богатого семейства может десятилетиями
скучать в банковском сейфе, в то время как хозяйка щеголяет на
приемах, украсив свой туалет симпатичной копией, где вместо
бриллиантов — чешское стекло…
Художница В.В.Горина и не пыталась выдать простое стекло за
что-то более дорогое, а ее гарнитур «Лидия» не теряет от этого ни
толики своего очарования.
Но если уж хочется драгоценных камней, то вот вам… «Только
тот, кто сердцем чист, выбирает аметист». Правда, аметист — тоже
разновидность кварца. Но благородная. Камень этот, считалось,
приносит покой и благо. Хорош для философов и монахов. Перстень с
аметистом носят высшие чины католической церкви, а на Руси им
украшали церковную утварь. «Во Франции был обычай дарить невесте
корзиночку с украшениями из аметиста». На Востоке его считали
приворотным камнем, ну а древние греки верили, что аметист
изгоняет винные пары…
Но авторы представленных на выставке гарнитуров держались
русской традиции. «Здесь очень хорошо угадана древнерусская
интонация, по стилю эта вещь близка к наперстным крестам…».
Любопытные украшения получаются из каменной щетки. «Холодная
сиренево- фиолетовая аметистовая щетка — и маленькие теплые
глазочки кораллов». Это брошка Лесика. Гранатовая щетка:
Халцедоновая — белая, мутноватая, похожая на подтаявший снег.
Подвеска «Оттепель». «Грозди наплавленного металла — как
сосульки»…
Разумеется, большая часть хранящихся в музее украшений
изготовлена уральскими мастерами. А самый знаменитый уральский
камень — зеленый красавец малахит, воспетый в бажовских сказах.
«Какие тонкие кисточки брала Хозяйка Медной горы для росписи
таких вот шкатулочек, вроде той, что подарила она уральской
рукодельнице Настасье!» И на выставке немало изделий из
малахита… Увы, его запасы на Урале практически истощены. Не
украшать больше уральскому малахиту дворцовые залы. Но для
украшения шей, пальцев, ушек и запястий наших землячек его,
наверное, пока хватит…
Малахит ценят не за одну лишь красоту. Тем более, что не
всегда он родится в крупных слоистых сферах — часто это блеклый
зеленый порошок, окись меди, из которой малахит состоит больше
чем наполовину. В Древнем Египте из малахитового и лазуритового
порошка изготовляли краску, которой подводили глаза. И не только
для выразительности, оказывается. «Ведь это Африка, пустыни,
постоянные пыльные бури — и постоянное раздражение глаз, страшный
конъюнктивит. А из окисей металлов получались краски-антисептики,
предотвращающие это заболевание». Голубая краска из лазурита была
большой редкостью и «ценилась на вес золота». Нежно-голубую
лазуритовую краску использовал Андрей Рублев, когда создавал свою
«Троицу»…
Так уж вышло, что яшмы и агатов на выставке немного. Эти камни
так хороши и разнолики, что с ними, как с малахитом, почти ничего
не нужно делать — только разглядеть необыкновенный узор и открыть
его взглядам зрителей… Во Флоренции в XVII-XVIII веках были
художники, которые брались составлять из яшмы сложные картины,
тщательно подбирая камушки по узорам и цвету. А агаты порой
способны явить рисунок, совершенно осмысленный с человеческой
точки зрения. Римский ученый Плиний будто бы видел агат, на
котором изображены девять муз и Аполлон с лирой…
А вот еще одна витрина — здесь перед нами уже изделия
кубачинских мастеров. «На Кавказе не могло развиваться
земледелие, и там занимались промыслами. Женщины шили золотом.
Мужчины ковали серебро. Помните «Героя нашего времени»
Лермонтова? Уважающий себя Казбич носит рваную одежду, но оружие
у него в серебре. Серебро — чистый металл. И женщина должна
готовить пищу в серебряной посуде, иначе кавказский мужчина не
станет ее есть, скажет, что она не чистая».
Металл обрабатывали с усердием и большой изобретательностью.
Тут и золочение, и чернение, и гравировка, которые выполнялись в
строго определенной последовательности. «И даже если изделие
потом уронили, придавили, ударили по нему чем-то тяжелым, то
качественно выполненное чернение ни за что не выкрошится, а узор
сохранится».
Такой металл хорош сам по себе. Но еще лучше, когда его
украшают эффектные камни. «Яркие неграненые камни, матовые,
непрозрачные, — принадлежность азиатской культуры. Цыгане,
например, больше всего ценят сочетание бирюзы и коралла. До сих
пор когда сноха входит в новую семью, свекровь дарит ей именно
эти камни».
А на Западе прохладные воды Балтики вынесли на берег солнечный
камень янтарь. Мы прекрасно знаем, что это окаменевшая смола
древних деревьев. Но в каждой приморский стране, где находят
янтарь, есть собственная красивая легенда о его происхождении. В
Греции это слезы, пролитые матерью и сестрами погибшего Фаэтона,
которые от горя превратились в деревья, но и тогда не перестали
плакать… Одна из прибалтийских легенд уверяет, что это «обломки
янтарного замка Юраты, дочери морского царя, посмевшей полюбить
простого земного рыбака»…
Но камень этот так красив и ярок, что легко прогоняет грустные
мысли. И потому считают, что «найти янтарь — значит, повстречать
удачу». Он может быть огненно- красным и медово-золотистым, даже
бледным, непрозрачным — и в таком камне есть своя прелесть. Хотя
больше всего ценятся, конечно, прозрачные камни насыщенного тона
с включениями — застывшими в них миллионы лет назад
мошками-жучками и сучками-листочками.
Из янтаря можно делать и прекрасные украшения и вполне
функциональные предметы — трубки, шкатулки, табакерки, которые
тоже представлены на выставке.
Правда, изделия из янтаря нынче могут быть не только
произведениями искусства и образцами высокого ремесла, но и
промышленным продуктом. «На калиниградском янтарном комбинате
машины истирают янтарь в порошок, который можно окрасить в любой
цвет и отлить в любую форму. Так, конечно, удобнее. Но художники
с этим борются. Они считают, что каждый камень индивидуален, к
каждому должен быть свой подход». И с ними трудно не согласится.
Уж во всяком случае любой обладательнице янтарных бус приятно
думать, что эти золотистые камушки пали некогда с древних ветвей
живыми каплями, а после седые волны ласкали их, перекатывая,
целые эпохи и наконец вынесли на берег в заботливые руки
мастера…
Мы побывали на юге, на востоке и на западе… И вот перед нами
украшения из тобольской резной кости. Хотя вообще-то резать
брошки, браслетики и заколки не в традициях костяного промысла,
«ориентированного на круглую скульптуру». Мы привыкли к
многофигурным композициям на северные темы. «Но скульптурой было
не прокормиться — она на уж очень большого любителя.
Пришлось осваивать примитивный ширпотреб. За основу взяли
холмогорские узоры…» И получилось не так уж примитивно. Кость —
мягкий материал, из которого можно изготовлять очень изящные
вещи. Хотя бы вот такую «симпатичную женскую ручку с цветком в
стиле модерн». Или такой веер… Это самые старые экспонаты —
начала XX века. Есть гребень тридцатых годов.
Остальное появилось много позже.
Особенно хороша для мелких украшений кость мамонта — «к
поверхности она темная, а чем глубже, тем светлее. И этот переход
в рельефном изделии смотрится просто великолепно».
На камушки в витринах с висящих на стене живописных портретов
снисходительно взирают нарядные дамы. Каждая одета и украшена на
свой лад — в соответствии с требованиями эпохи и социальной
среды, к которой принадлежит. Небольшой экскурс в историю…
«Ампир, например, предпочитал гребни, диадемы, серьги — чтобы
шея и руки оставались чистыми, как у античных статуй. Романтизм
предпочитал нахальному блеску ярких и пестрых граненых камней,
которыми увлекался век XVIII, нежное мерцание жемчуга. А это
женщина из купеческо-разночинного сословия — в специальном
строгом визитном платье, с белым воротничком. У нее скромная
брошь, цепочка с кулоном, небольшие серьги».
И как тут не вспомнить «Гранатовый браслет» Куприна…
положение в обществе важно, оказывается, не только для людей, но
и для камней, которые тоже страдают и отвергаются незаслуженно.
Гранат красивый камень, но доступный и недорогой, почему его
носили «незрелые девицы, которым еще рано надевать дорогие
украшения», и люди невысоких званий… Мелкий чиновник Желтков
дарит своей возлюбленной княгине Шеиной семейное сокровище,
старинный гранатовый браслет с редким зеленым камнем, но в высшем
свете дорогая Желткову вещь представляется «чудовищной поповский
штучкой»…
И это лишь малая часть того, о чем способны поведать собранные
на выставке вещи. Но, главное, они обязательно расскажут, что
каждое творение природы по- своему прекрасно, и руки даны
человеку для того, чтобы пестовать эту природную красоту, а не
разрушать ее. И если человек понимает это, если умеет разглядеть
чудо в самом невзрачном куске реальности, он — мастер. А художник
или ремесленник — какая разница. Лишь бы знал свое дело…